разговор с отцом

Я ехал в пригородном автобусе и думал, что мне сказать, с чего начать этот разговор. Я готовился к нему двадцать пять лет. На автовокзале поймал такси, и мы поехали по адресу, написанному на клочке бумаги. Я не был в этом городишке очень давно, но казалось, что время замерло здесь, все было также как и двадцать лет назад. Серые дома, серые люди, серое небо. Это был один из тысячи рабочих поселков, где жизнь держалась пока живы были заводы. Теперь же не ясно было, как люди тут живут, чем пробиваются.
По указанному адресу оказалась типовая девятиэтажка. Мне открыла дверь незнакомая женщина. "Вы Павел? Заходите, отец дома",-пригласила она меня в дом.
- Извините, мне некогда, я только заберу его и мы уйдем.
- Сынок,- услышал я знакомый голос,-заходи, у нас как раз обед греется.
- Нет, оденься, проводи меня на кладбище. Я хочу навестить бабушку с дедушкой.
- Ты уверен? Мы быстренько, у меня и в холодильнике остужается уже.
- Нет, пошли.
- Ну как скажешь, дело хозяйское. Дай мне пять минут.
- Хорошо, я подожду тебя на улице.
Отец вышел через обещанные пять минут. Я его не видел десять лет, он почти не изменился, только стал еще худее, да морщин добавилось. Он было сделал движение, чтобы обнять меня, но я отсранился.
- Поедем, мне еще надо успеть на вечерний автобус. Я сегодня уезжаю назад.
- Как, ты разве не останешься ночевать?
- Нет, у меня завтра очень рано самолет, уже улетаю.
- Понятно. Не настаиваю. Я сам давно не был у родителей на кладбище. Так что спасибо, что вытащил меня. Я вообще не сильно часто сейчас из дома выхожу. Все болею.
- Да, я знаю, мне сестра говорила.

Остальную дорогу до кладбища и пока мы нашли место мы молчали. Мне не хотелось с ним говорить, да и не было темы и желания для светской беседы. Он тоже не настаивал на разговоре. Могилы были ухоженные - мои тети следили за их состоянием. По еврейскому обычаю я положил по камешку на плиту бабушке и дедушке. У меня в кармане была запасена бутылка, уже по русскому обычаю. Я плеснул в пластиковые стаканы: "Пусть земля вам будет пухом." Молча выпили, закурили. Мне было неловко купить в присутствии отца. Он меня курящим не видел. Но он не совсем не удивился, как-будто для него это было в порядке вещей- пьящий водку и курящий сын.
- Послушай, мне тебе надо много чего сказать,- начал я,- я готовился к этому разговору последние двадцать пять лет, да уже даже больше. С тех самых пор, как ты уехал на свой север. Наверно это все будет слишком жестко, но тебе прийдется терпеть, как я терпел все эти годы. Я думаю, ты - дурак. Да, жуткий дурак. Я, уже взрослый мужчина, но понять никак не могу, как тебе пришла в голову эта дурь бросать единственную, если не считать твой матери, любящую тебя женщину. И ради чего? Я не вижу, чтобы ты смог получить взамен что-то лучшее. Или я ошибаюсь? Молчишь? Ну, значит, я прав. А детей? Ты хоть представляешь, что ты наделал с нашими душами, как переломал характеры? Я, для которого ты был всем, был идолом, которому поклонялись, корежил себя, но вырвал тебя из своего сердца. С большой кровью, но выдрал. Она брызгала так, что доставалось всем вокруг. Когда я был меньше, одно упоминание о нашем сходстве уже бесило меня. Самым худшим наказанием для меня было упоминание о нашем сходстве. Теперь его нет даже внешне, а может оно просто меньше заметно из-за отсутствия внутреннего сходства.
     Где был ты, когда ты был так нужен? Когда меня били в раздевалке, и некому было научить меня давать сдачи. Почему мама должна была мне рассказывать как обращаться с девочками, это же твоя обязанность. Ты не шептался со мной на кухне, рассказывая о первых поцелуях. Что ты не смотришь на меня? Теперь можешь, уже поздно стыдиться. Надо было это делать раньше. Ты хоть знаешь, что я уже этому всему научился, что даю сдачи, что умею обращаться с девочками. И хорошо, что мама меня учила этому, иначе мог стать таким же скотом как ты.
     Отец громко всхлипывал, а я продолжил:
- Я уже взрослый, у меня у самого могут быть дети. И если у меня будет сын, я назову его в честь твоего отца. Как и положено, фамилия продолжится. Я никогда не стыдился носить твою фамилию и не хотел ее сменить. Но твой внук никогда о тебе не узнает и не увидит. Мы все смертны. Ты умрешь когда-то и я тоже. Но о тебе память умрет со мной, тебе бессмертие не светит. А я надеюсь, что мои внуки будут меня помнить, а пока нас помнят, мы живы. Прощай и прости. Мы с тобой больше никогда не увидимся. Живи как знаешь.
Не дождавшись ответа, я развернулся и пошел по направлению к выходу. У меня дрожали ноги, я боялся, что не выдержу и упаду. А еще больше боялся, что развернусь и побегу назад, к нему. Но я шел, и не падал. Я шел и плакал. Крупные слезы катились по моим небритым щекам.  Я шел и плакал. 

март 2007